— Васенька, извини, но я и слушать эти глупости не хочу! — Я шокированно уставилась на свою всегда уступчивую и покладистую маму, которая вдруг проявила такую непреклонность в столь несущественном, на мой взгляд, вопросе, как наша с Арсением регистрация. — У меня дочь как-никак одна, и я тебя замуж, небось, не сто раз выдавать собираюсь, а всего один! Так что все должно быть по-людски! И платье, и фата, и цветы с гостями! Хотя бы по минимуму, то, что успеем устроить за неделю.

Я глянула на Арсения в поисках поддержки, но поняла, что он и не подумает ей возражать. Ну, еще бы, я вообще не помню, чтобы он когда-то хоть одно слово ей поперек сказал, даже когда являлся нетрезвым или злым, как бойцовский пес. Конечно, мама никогда и не пыталась на него давить или навязывать свое мнение, чутко ощущая границу его пространства. Но вот сейчас я была бы совсем не против хоть какой-то реакции с его стороны.

— И кстати, Сенечка, я настаиваю на том, чтобы вы жили раздельно эту неделю до свадьбы.

Ага, а вот и реакция моего будущего мужа.

Арсений аж воздухом поперхнулся и стиснул мою ладонь, подтягивая еще ближе к себе, хотя и так куда уж ближе. Мы сидели на диване в гостиной напротив мамы в кресле, прилипнув друг к другу боками.

— Марин, а это-то зачем?

Он явно пытался сдержаться, но не особо у него получалось. Мучают меня смутные сомнения, что, потребуй такого кто-то, кроме моей матери, он бы уже в драку кинулся.

— Сеня, сынок, надо так! — мягко, но решительно ответила мама.

Теперь мой жених смотрел на меня с затаенной паникой в глазах, буквально умоляя сделать что-то. Ну, а что я могу?

— Ма-а-ам, — протянула я. — Ну не дети же мы, в самом деле.

— Для меня дети, и возражений я не приму, — отрезала она.

— Кто ты, незнакомая жестокая женщина, и куда дела мою маму? — попробовала перевести все в шутку, но выражение ее лица и отрицательное покачивание головы сообщили, что попытка провалилась.

— Я пойду на кухню, отцу помогу, — мрачно пробормотал Арсений.

Он встал весь напряженный, сжимая кулаки, и практически умчался, распространяя вокруг волны с трудом сдерживаемого гнева. Я повернулась к маме, собираясь привести еще доводы, но она остановила меня просящим движением руки.

— Васенька, девочка моя, я знаю, что Арсений сейчас весь как пружина натянутая, да и ты не выглядишь спокойной. — Разве? Мне так казалось, что на лице то и дело расползается довольная улыбка. — Так что, думаю, краткая пауза не повредит, а наоборот — утвердит вас в правильности вашего решения.

— Мама, ты же сама говорила, что видела и понимала, что между нами, и рада тому, что мы сблизились, — непонимающе нахмурилась я.

— Видела и рада. Но ведь жить дальше вам, так что стоит узнать точно, что между вами.

Ну, с этим-то у меня, слава Богу, полная ясность. Наверное, впервые в жизни я знаю что-то абсолютно точно.

— Я люблю Арсения, а он меня, — произнося это, я даже не пыталась прислушаться к столь привычному эху сомнений внутри себя, потому что его больше не было. — За неделю ничего не изменится.

— Ну, раз так, то вам вообще волноваться не о чем, — беспечно пожала мама плечами и подмигнула. — А то, что поскучаете друг по другу, сделает брачную ночь незабываемой.

Меня тут же бросило в краску, и стало жарко не только от смущения, но и от видений, тут же пронесшихся в голове. Да как по мне, каждая ночь с Арсением незабываемая. Не знаю, станет ли со временем по-другому. Но, черт, говорить об этом с мамой… Наши отношения, конечно, радикально изменились после тех откровенных бесед в реабилитационном центре, но все равно мне еще сложно говорить на любые темы свободно.

— Все равно это глупость несусветная, прости, конечно, — заупрямилась я.

— Для тебя глупость, для меня важно, доченька. Знаешь, я, как любая мать, наверное, стала представлять себе твою свадьбу, как только ты родилась. Может, это и блажь моя и каприз. Откажешь мне в этом?

— Ладно, — смирилась я. — Только мы возьмем первое же платье, что подойдет мне в ближайшем салоне, и позовем только самых близких. Никакой готовки и суеты для тебя, даже не заикайся! Все организационные вопросы мы на себя с Арсением возьмем! Просто быстрая регистрация, небольшие посиделки и конец этому представлению. Идет?

— Хорошо, — мама просияла и облегченно вздохнула. — Только за платьем нас все равно Максим обеих повезет, и я оставляю за собой право дважды наложить вето, если мне совсем не понравится твой выбор.

— Похоже, меня ждет не подготовка к свадьбе, а парламентские прения, — обреченно закатила я глаза.

Семейное чаепитие проходило, я бы сказала, в атмосфере умеренной конфронтации. Мама выглядела довольной и сияющей и все время говорила о предстоящем событии. Арсений сидел мрачнее тучи и крутил остывающую чашку на блюдце нервными движениями, ни разу не отхлебнув и не прикоснувшись к многочисленным вкусняшкам на столе. Дядя Максим воплощал всем своим видом понятие нейтралитета и ухаживал за столом за мной и мамой, избегая затрагивать сына. Я же выжимала из себя вежливые улыбки и украдкой успокаивающе гладила моего удрученного жениха по колену под столом, получая в ответ краткие обжигающие взгляды.

Как только моя чашка опустела, Арсений поднялся.

— Спасибо за угощение, было очень вкусно. Марина, с какого момента вступают в силу твои… хм… условия? — сразу перешел он к делу.

— Ну, допустим, с сегодняшнего вечера, — пожала мама плечами, и я уловила след лукавой улыбки на ее губах.

— Прекрасно, значит, ничего не помешает мне пригласить Василису на дневную прогулку по пляжу? — спрашивая это, Арсений весь напружинился, будто готовясь отстаивать свои права во что бы то ни стало.

— Не вижу препятствий, — покладисто согласилась мама, и мы все облегченно выдохнули.

— Идем! — Арсений схватил меня за руку и потянул на выход.

— Э-э-эм, я что-то пропустила сам момент приглашения, — рассмеялась, еле поспевая за ним, едва мы вышли наружу.

— То есть ты гулять со мной не хочешь? — тут же ощетинился Арсений, разворачиваясь.

Да что с ним? Такое чувство, что, ткни в него пальцем, и он рванет, как граната без чеки. Шагнув ближе, прижалась всем телом и, обхватив лицо, заглянула в глаза.

— Сень, что не так?

— А что так? — он смотрел в сторону, ускользая от прямого контакта глаз. — Неделя, Васюнь! И это сейчас, когда я только получил тебя!

Мне захотелось плакать и смеяться одновременно. Мой же ты несгибаемый, упрямый и такой пугливый мужчина!

— Это всего лишь семь дней ожидания, — успокаивающе погладила я его щеки.

— Семь суток! Семь ночей без тебя и семь дней тебе на раздумье, когда я знаю, что и пяти минут хватит, чтобы…

Он оборвал себя и вдруг стиснул меня почти грубо, так, словно я собиралась сопротивляться, и поцеловал. Жадно, агрессивно, отнимая воздух и причиняя легкую боль в и так распухших губах. Заставляя вспыхнуть за считанные секунды и хотеть так многого и сразу, но исключительно с ним одним. Так, как умел только он.

— Пообещай мне, Васюнь… Нет, поклянись, что ничего не изменится… что ты не исчезнешь… не ускользнешь от меня снова, — прошептал он, кратко отрываясь от моих губ и захватывая их снова.

— Ты совсем в меня не веришь? — мне стало до боли грустно.

— Я себе еще не верю, а не тебе. Все боюсь, вот сейчас проснусь, а тебя нет, и все это мне просто причудилось. Понимаешь? Прости, что веду себя как девчонка истеричная, но я не могу тебя потерять. Ни сейчас, ни уже никогда.

От неприкрытой уязвимости его слов у меня сдавило горло, и брызнули слезы. Сенька, Сенька мой, ничего-то ты не понимаешь, паникер.

— Я тоже терять тебя не согласна, Сень. Так что никуда я не денусь. Ни через неделю, ни через год, ни через десять. И тебя не отпущу.

— А через двадцать, значит, могу идти на все четыре стороны? — тут же заметно повеселел Арсений и одарил еще одним быстрым поцелуем.

— Кринников, ты про хождения на сторону вообще по гроб жизни теперь забудь! — угрожающе прищурилась я.